Григорий Белых

Белых Григорий Георгиевич, 1906 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, гражданин СССР, беспартийный, писатель (член Союза советских писателей), проживал: Ленинград, пр. Красных командиров, д. 7, кв. 21

жена - Грамм Раиса Соломоновна

дочь - Николаева Татьяна Ефимовна

27 декабря 1935 года в связи с обвинением по ст. 58-10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда) УНКВД по Ленинградской области была взята подписка о невыезде.

Приговором Специальной Коллегии при Ленинградском областном суде от 25 февраля 1936 года определено 3 года лишения свободы. Определением Спецколлегии Верховного Суда РСФСР от 10 апреля 1936 года приговор оставлен в силе.

Данных о дате, причине смерти и месте захоронения Белых Г. Г. в деле не имеется, однако есть свидетельство писателя Л. Пантелеева, из которого следует, что Белых Г. Г. скончался летом 1938 года в Ленинграде в тюремной больнице им. Газа. Постановлением Президиума Верховного Суда РСФСР от 26 марта 1957 года приговор Ленинградского областного суда от 25 февраля 1936 года и определение Специальной Коллегии Верховного Суда РСФСР от 10 апреля 1936 года в отношении Белых Г. Г. отменены, и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

Белых Г. Г. по данному делу реабилитирован.

Белых Григорий Георгиевич (20 или 21.VIII. 1906, Петербург - 1938), прозаик, детский писатель. Был беспризорником. Учился в Школе социально-индивидуального воспитания им. Ф. М. Достоевского (ШКИД). Занимался журналистикой в Ленинграде. Наиболее значительное произведение - «Республика Шкид» - написано вместе с другим воспитанником этой школы Л. Пантелеевым.

Невероятный успех, который выпал на долю «Республики Шкид», сразу сделал широко известными имена двух молодых авторов - Гр. Белых и Л. Пантелеева. Начиная с 1927 года, книга переиздавалась ежегодно, пока в 1937 году не была изъята из употребления - чуть ли не на четверть века.

«Республика Шкид» приобрела прежнюю популярность, но имя одного из ее авторов - Г. Белых почти неизвестно широкому читателю. Только сейчас, когда появилась возможность познакомиться с его «делом» и получить, вероятно, далеко не полный материал, можно в какой-то мере представить его жизнь, его судьбу, понять, почему одаренный и яркий литератор так мало печатался в 30-е годы! Только сейчас, знакомясь с ранее неизвестными фактами его биографии, можно убедиться, что он не только многое тогда понимал, но уже на многое и отваживался.

Далеко не невинными были те материалы, которые родственник вынул из ящика его письменного стола с тем, чтобы передать «по назначению». Что сделал это муж сестры Белых, сделал из-за мелких неурядиц коммунальной квартиры,- это, кажущееся по меркам человеческой морали страшным, противоестественным, как раз было, с точки зрения того времени, поступком будничным и рядовым.

«Длинная очередь к тюремному окошечку на Шпалерной была обычным явлением в годы сталинского террора в Ленинграде. Но была тогда и другая, может быть, не менее длинная очередь в приемную НКВД: там стояли те, кто хотел свести счеты с недругом, во что бы то ни стало упрятать за решетку неугодного. В том и состояла безнравственность сталинщины, что она использовала в своих целях самое низменное, самое гнусное в человеке»*.

* Лунин Е. Как погиб Григорий Белых.- «Юридическая газета», № 0, апрель, 1990 года.

Почти вся жизнь Григория Георгиевича Белых (20 августа 1906, Петербург - 14 августа 1938, Ленинград) прошла в доме № 7 по Измайловскому проспекту. Дом был огромный. Внутри, на задворках, находилось двухэтажное строение, прозванное «Смурыгиным дворцом». Задворки эти были - самая шумная и самая населенная часть всего здания; их окрестили «Домом веселых нищих».

Здесь и прошло все детство Гриши Белых. Был он самым младшим в семье. Отец умер рано, главной кормилицей оставалась мать, Любовь Никифоровна, прачка, поденщица (впоследствии работала на «Красном треугольнике»).

Детство Гриши было похоже на дворовое детство сверстников. Он рано овладел грамотой, но как только убедился, что его познаний хватает, чтобы читать «сыщиков» - «Ната Пинкертона» и «Боба Руланда», забросил школу и больше учиться не захотел.

Когда началась война, сначала мировая, потом гражданская, и жизнь семьи рухнула, он, как и сотни питерских мальчишек, стал парнишкой улицы. Его длинные пальцы ловко обрабатывали кружку с пожертвованиями у часовни; вместе с другими мальчишками он, обзаведясь санками, дежурил у вокзалов и перевозил тяжелые мешки за буханку хлеба.

В 1920 году в числе ребят, собранных из детских колоний, прямо с улицы, из распределителей, из тюрем, Гриша Белых оказался в только что открытом на месте старого коммерческого училища (Старо-Петергофский проспект, ныне пр. Газа, 19) заведении со сложным названием: «Школа социально-индивидуального воспитания имени Достоевского для трудновоспитуемых». Следуя привычке блатного мира, название ребята изменили, сделали его привычным для себя: получилось ШКИДА. Имя, отчество и фамилия заведующего - Виктора Николаевича Сороки-Росинского сократили до Викниксора, а каждый воспитанник получил прозвище. Меткий глаз беспризорника выделял характерные внешние признаки, и вот уже черноволосый, с густой вьющейся шевелюрой Николай Громоносцев стал Цыганом, толстый и ленивый барон фон-Оффенбах - Купцом, субтильный, с чуть раскосыми глазами Еонин - Японцем, светловолосый, но с длинным покатым носом Гриша Белых - Янкелем, за ними следовали не менее колоритные Горбушка, Воробей, Голый барин, Турка, Гужбан и так далее.

В наши дни имя В. Н. Сороки-Росинского уже вошло в историю отечественной педагогики и заняло подобающее место в ряду выдающихся ее деятелей. Особенности школы, где занимались по десять часов в день, где прививали интерес к истории и литературе, где выпускали свои газеты и журналы, ощутили на себе многие ребята. Чуть ли не на первом уроке «Янкель впервые почувствовал, что наконец-то найден берег, найдена тихая пристань, от которой он теперь не отчалит».

Пристань была отнюдь не тихой, и как раз наибольший авторитет принадлежал Янкелю за несомненное мастерство бузы, хотя не менее ценились его издательский и художнический талант.

Теплую и любовную характеристику о Грише Белых оставил в своей незавершенной рукописи «Школа имени Достоевского» В. Н. Сорока-Росинский, отметив, в первую очередь, его литературное дарование: «Гр. Белых еще в бытность свою в школе обладал столь редким среди наших писателей чувством юмора. Его юмористические статейки, появлявшиеся в многочисленных журналах школы, заставляли от души смеяться даже тех, кто сам бывал их жертвой, даже педагогов». И дальше: «Был Гр. Белых и очень талантливым рисовальщиком-карикатуристом и сам иногда иллюстрировал свои статейки. Иногда его юмор переходил в язвительную иронию, а карикатура - в шарж: ради красного словца Белых не пощадил бы и родного отца, но при всем этом обладал чувством меры: он никогда не грешил против истины, мог шаржировать, но не выдумывал небылиц. Он был настоящим реалистом».

К концу третьего года пребывания в Шкиде началась дружба, или, как это там называлось, «слама» Белых с Ленькой Пантелеевым (прозвище это Алексей Еремеев получил в честь известного налетчика): эта «слама» была особенной. Ребят связали любовь к литературе, увлечение кинематографом, общие планы, мечты. Уже в Шкиде они пытались создать нечто свое, «шкидкино», вместе сочиняли лихие романы. «В течение целого месяца,- вспоминает Л. Пантелеев,- Гриша Белых и я выпускали газету "День" в двух изданиях - дневном и вечернем - причем в вечернем выпуске печатался изо дня в день большой приключенческий роман "Ультус Фантомас за власть Советов"».

В конце третьего года для Гриши и второго для Алексея они получили разрешение покинуть Шкиду. Они готовились начать новую жизнь и начать ее с путешествия в Баку, к режиссеру Перестиани, снимавшему фильм «Красные дьяволята»; надеялись сразу же поступить к нему на службу - режиссерами либо актёрами. А пока, чтобы скопить денег на дорогу, понемногу начали печататься в юмористическом журнале «Бегемот», в «Смене», в «Кинонеделе». Там однажды Гриша Белых напечатал статью «Нам нужен Чарли Чаплин», скромно предложив на этот «пост» ... свою кандидатуру. Увы, они добрались только до Харькова и вместо лавров кинодеятелей с трудом получили одно временное место на двоих - ученика киномеханика.

Незабываемым было другое: в 1925 году мать Гриши предложила Алексею жить у них: комнатка была возле кухни, в квартире на том же Измайловском, 7. Около трех лет друзья провели здесь вместе. Сюда к молодым авторам приходили впоследствии С. Маршак, Е. Шварц, художник Л. Лебедев, редактор веселых журналов «Еж» и «Чиж» Николай Олейников. Здесь бывали и ночевали многие шкидцы.

В одном журнальном интервью Пантелеев вспоминал, как однажды морозным вечером 1926 года они с Гришей шли в кинематограф «Астория», и Гриша вдруг неожиданно сказал: «Давай писать книгу о Шкиде!» Будущие летописцы Шкиды наскребли денег, купили махорки, пшена, сахара, чая и, запершись в Гришиной комнате, приступили к делу. В узкой комнате с окном, выходящим на задний двор, стояли две койки, между ними - небольшой стол. Что нужно было еще?!

В свое время, работая над книгой о творчестве Л. Пантелеева, я спросила у Алексея Ивановича, как именно они писали вдвоем? Ответ оказался очень простым: был составлен план на тридцать два сюжета, каждому досталось поровну - по шестнадцать глав. Алексей Еремеев попал в Шкиду примерно на год позже Гриши: первые десять глав, до главы «Ленька Пантелеев», естественно, пришлись на Белых: внимательный читатель этих десяти глав выделит и остальные шесть. Алексей Иванович подтвердил мои предположения относительно этих шести. Он охотно говорил, что своему броскому успеху книга обязана Грише; именно первые главы сконцентрировали самое горячее, самое неожиданное, конфликтное и взрывное, что отличало существование такого неуправляемого организма, каким была в своем начале Шкида. Именно десять первых глав вместили то главное, что потом позволило говорить об этой книге, как о «преоригинальной, живой, веселой, жуткой» (М. Горький). В этих главах обозначились и определились характеры главных героев, обрисовалась «монументальная» фигура мудрого, наивного, карающего и прощающего шкидского президента Викниксора.

На долю Белых пришлась, может быть, чуть ли не трагическая история в жизни Шкиды, когда в ней появился маленький «паучок» Слаенов, опутавший долгами почти всех ребят и ставший в ней хлебным королем. И в совсем неожиданном, лирическом ключе пишется одна из заключительных глав - «Шкида влюбляется», где автобиографический герой изображен в ситуациях уже трагикомических, как грустный неудачник, дважды прозевавший свою любовь.

Удачей стала написанная Белых уже в одиночку книга «Дом веселых нищих» (1930). В ней проявился тот же темперамент, то же умение ярко, сильно выделить характеры и ситуации. По свидетельству Пантелеева, в книге нет вымышленных героев: мать, Любовь Никифоровна, братья, сестра, дед, бесчисленное количество ремесленников, мастеровых и сверстников героя - всем им он сохранил свои имена (кроме своего - себя он вывел под именем Романа Рожнова).

Пестрые и разнообразные эпизоды складываются в картину жизни «Смурыгина дворца», по-своему отразившую дух Петрограда предреволюционных и революционных лет.

Отдельными изданиями выходили новые рассказы Белых о Шкиде, среди них выделяется рассказ «Белогвардеец», острый, актуальный на все времена - о том, как один человек в короткий срок смог растлить чуть ли не всю Шкиду, отличающуюся именно тем, что она не знала до этого никаких предрассудков.

В начале 30-х годов Белых работал над историко-революционным романом «Холщовые передники». Этот роман не стал событием, он словно написан другим человеком, все правильно, все на месте, а чего-то главного нет. Писатель присматривался к современным ребятам: чем они живут, что делают?

В 1935 году в журнале «Детская литература» появилась его статья «О книгах, читателях, героях», статья горячая, писал ее увлеченный литературой человек, которому хотелось сказать много важного, продуманного, о самом главном для юности - о дружбе, о путешествиях, о труде, о любви...

В «деле» Белых имеются тридцать с лишним частушек. По словам дочери писателя, как ей рассказывали позже, отец последние годы увлекался собиранием народной поэзии. Трудно сейчас определить, какие частушки он записал, какие сочинил сам.

Некоторые частушки, вероятно, показались безобидными, а некоторые выделены чертой, как наиболее криминальные. Вот несколько из них:

Не боюся я мороза

А боюся холода

Не боюся я колхоза

А боюся голода.

***

Ты колхоз, ты колхоз

Ты большая здания

Мужикам доить коров

Бабам на собрание.

***

В колхоз пошла

Юбка новая

Из колхоза ушла

Ж... голая.

***

Наше полюшко гористо

Сеем всяки семена

Сеем бобу и гороху

А растет одна трава.

***

Ах, калина, калина

Много жен у Сталина

У колхозника одна

Холодна и голодна.

Григорий Белых пробыл в тюрьме два с половиной года, сидел он в Крестах. Известно, что Алексей Иванович Пантелеев пытался хлопотать за него, посылал телеграммы Сталину с просьбой облегчить лагерные условия тяжело больному туберкулезом человеку.

Существует последнее письмо Белых, адресованное Пантелееву, со штемпелем на конверте от 11.8.38, т. е. за три дня до смерти. Это ответ на письмо Алексея Ивановича. Читать его трудно: страшно смотреть на прыгающие, порой бессвязные и алогичные строчки, но еще страшнее представить себе состояние совершенно больного человека, в сознании которого уже многое путается, хотя где-то он еще верит в будущее: «Надеялся я еще на пару свиданий в августе и на одном увидеть тебя. Посидеть на табуреточке и поговорить с тобой о самых простых вещах... Наконец, разве нечего нам сказать о задуманном, об испорченном, о дурном и хорошем, чем несет в воздухе». И тут же рядом: «Алексей, у меня странное такое впечатление, что я пишу, а меня волокут наверх санитары, отчего и строчки дрожат».

Он ждет своего близкого дня рождения, верит в какой-то по этому поводу маленький праздник. И вдруг заключительная строка: «Кончено все...»

Республика ШКИД